Неточные совпадения
— Ах да, тут очень интересная статья, — сказал Свияжский про журнал, который Левин держал в руках. —
Оказывается, — прибавил он с
веселым оживлением, — что главным виновником раздела Польши был совсем не Фридрих.
Оказывается…
Минут через десять Суслова заменил Гогин, но не такой
веселый, как всегда. Он
оказался более осведомленным и чем-то явно недовольным. Шагая по комнате, прищелкивая пальцами, как человек в досаде, он вполголоса отчетливо говорил...
Среди их
оказались молодые, и они затеяли
веселую игру: останавливая прохожих, прижимали их к забору, краска на нем еще не успела высохнуть, и прохожий пачкал одежду свою на боку или на спине.
В соседней комнате
оказалась Агафья, и когда он в халате, в туфлях вышел туда, — она, сложив на груди руки, голые по локти, встретила его
веселой улыбкой.
Но у него
оказался излишек от взятой из дома суммы. Крестясь поминутно, он вышел из церкви и прошел в слободу, где оставил и излишек, и пришел домой «
веселыми ногами», с легким румянцем на щеках и на носу.
— Не он? — спросил мой товарищ.
Оказалось, однако, что фамилия нового учителя была все-таки Гюгенет, но это была уже гимназия, казенное учреждение, в котором
веселый Гюгенет тоже стал казенным.
Оказалось, что это три сына Рыхлинских, студенты Киевского университета, приезжали прощаться и просить благословения перед отправлением в банду. Один был на последнем курсе медицинского факультета, другой, кажется, на третьем. Самый младший — Стасик, лет восемнадцати, только в прошлом году окончил гимназию. Это был общий любимец, румяный,
веселый мальчик с блестящими черными глазами.
Деревенские мальчики, которых приглашали в усадьбу, дичились и не могли свободно развернуться. Кроме непривычной обстановки, их немало смущала также и слепота «панича». Они пугливо посматривали на него и, сбившись в кучу, молчали или робко перешептывались друг с другом. Когда же детей оставляли одних в саду или в поле, они становились развязнее и затевали игры, но при этом
оказывалось, что слепой как-то оставался в стороне и грустно прислушивался к
веселой возне товарищей.
Вот выбежала из ворот, без шубки, в сером платочке на голове, в крахмальном передничке, быстроногая горничная: хотела перебежать через дорогу, испугалась тройки, повернулась к ней, ахнула и вдруг
оказалась вся в свету: краснощекая,
веселая, с блестящими синими глазами, сияющими озорной улыбкой.
Конечно, эта ласка и «жаль» относилась большей частью к юнкерам первой роты, которые
оказывались и ростом поприметнее и наружностью покраше. Но командир ее Алкалаев почему-то вознегодовал и вскипел. Неизвестно, что нашел он предосудительного в свободном ласковом обращении
веселых юнкеров и развязных крестьянок на открытом воздухе, под пылающим небом: нарушение ли какого-нибудь параграфа военного устава или порчу моральных устоев? Но он защетинился и забубнил...
Нового Гнедка, наконец, выбрали и купили. Это была славная лошадка, молоденькая, красивая, крепкая и с чрезвычайно милым,
веселым видом. Уж, разумеется, по всем другим статьям она
оказалась безукоризненною. Стали торговаться: просили тридцать рублей, наши давали двадцать пять. Торговались горячо и долго, сбавляли и уступали. Наконец, самим смешно стало.
В 1852 году, вскоре после известного декабрьского переворота, случай свел меня с князем де ля Клюква (Ie prince de la Klioukwa), человеком еще молодым, хотя несколько поношенным (quelque peu taré), в котором я, по внешнему его виду и
веселым манерам, никогда не позволил бы себе предположить сановника.
Оказалось, однако, что он был таковым.
У нас открылся настоящий бал. Появилось новое пиво, а с ним разлилось и новое веселье. Наши маски
оказались очень милыми и
веселыми созданиями, а Пепко проявил необыкновенную галантность — нечто среднее между турецким пашой и французским маркизом конца грешного восемнадцатого века.
Так прошел весь медовый месяц. Павел Митрич
оказался человеком
веселого нрава, любил ездить по гостям и к себе возил гостей. Назовет кого попало, а потом и посылает жену тормошить бабушку насчет угощенья. Сам никогда слова не скажет, а все через жену.
Но здесь случилось что-то неслыханное.
Оказалось, что все мы, то есть вся губерния, останавливаемся в Grand Hotel… Уклониться от совместного жительства не было возможности. Еще в Колпине начались возгласы: «Да остановимтесь, господа, все вместе!», «Вместе, господа,
веселее!», «Стыдно землякам в разных местах останавливаться!» и т. д. Нужно было иметь твердость Муция Сцеволы, чтобы устоять против таких зазываний. Разумеется, я не устоял.
Бил барабан: тра-та! та-та-та! Играли трубы: тру-ру! ру-ру-ру! Звенели тарелочки Клоуна, серебряным голоском смеялась Ложечка, жужжал Волчок, а развеселившийся Зайчик кричал: бо-бо-бо!.. Фарфоровая Собачка громко лаяла, резиновая Кошечка ласково мяукала, а Медведь так притопывал ногой, что дрожал пол.
Веселее всех
оказался серенький бабушкин Козлик. Он, во-первых, танцевал лучше всех, а потом так смешно потряхивал своей бородой и скрипучим голосом ревел: мее-ке-ке!..
— Глаза, а не лицо, — поправила гимназистка, и начался пустой, легкий и
веселый разговор, в котором Колесников
оказался не последним.
Итальянцы — все как на подбор низкорослые, чернолицые и молодые
оказались общительными и
веселыми молодцами.
Веселая книга
оказалась «Государем» Макиавелли.
Оказалось, что «он» был
веселый малый и даже отчасти жуир. На столе, в кабинете, стояли неубранные остатки довольно обильной закуски: ветчина, сыр, балык, куски холодного пирога… Несколько початых бутылок вина и наполовину выпитый графин с водкой довершали картину.
Ужин вышел шумный и
веселый. Даже окончившие разошлись, говорили поздравительные речи с приведением текстов и, сняв свои дымчатые стекла,
оказались теплыми ребятами с простоватыми, добродушными физиономиями и не дураками выпить. Новый год встречали по-старинному, с воззванием: «Благослови, господи, венец лета благости твоя на 19 ** год». Хотели гадать, но отец Василий воспрепятствовал этому.
Даже вечно
веселый о. дьякон впадал в минутное уныние и недоуменно качал головой, если температура его тела
оказывалась ниже той, которую ему называли нормальной.
«А кто его знает, каков он был, этот Самос? — думал он дальше, и струя
веселого, чисто волжского задора разливалась по нем. — Ведь это только у поэтов выходит все великолепно и блистательно, а на самом-то деле, на наш аршин,
оказывается мизерно. И храмы-то их знаменитые меньше хорошей часовни. Пожалуй, и Самос — тот же Кладенец, когда он был стольным городом. И Поликрат не выше старшины Степана Малмыжского?»
Он думал, что отец будет просить о его помиловании, или выкажет известное беспокойство, но Пален, представляя свой рапорт,
оказался в спокойном и
веселом расположении духа.
Дорога промелькнула незаметно, так как путевыми компаньонами Савина и Анжелики
оказались трое
веселых и разговорчивых парижан.
Поручик
оказался очень благовоспитанным и
веселым человеком, но главное, человеком с душой, вникающим в положение людей.
Убитым
оказался молодой симпатичный поручик Юдин, ещё всего за час до своей безвременной смерти такой жизнерадостный,
весёлый, довольный, что получает огневое крещение.
Начинаясь в высших, воздушных слоях, оно не
оказывается бессильным и ниже: и животные и люди — все под этим оживляющим угревом становятся
веселее: легче дышат и вообще лучше себя чувствуют.
Оказалось, что это едет очень интересная компания милых и
веселых людей, состоящая по преимуществу из французских и русских артистов и художников, тоже собравшихся полюбоваться красотами Валаама.
Между прочим, местный диакон
оказался любителем хореографического искусства и, празднуя веселье, „
веселыми ногами“ в одушевлении отхватал перед гостями трепака, чем всех привел в немалый восторг.